Поиск по сайту
Реклама
Топ историй за месяц
Топ 10 историй
Самые читаемые истории
  • О блоге - 12 921 просмотров
  • Пиковая Дама - 2 639 333 просмотров
  • Кровавая Мэри - 163 569 просмотров
  • Реальный случай в метро - 159 930 просмотров
  • Ожившая невеста - 96 380 просмотров
  • Младенец в морге - 92 983 просмотров
  • Кукла с кладбища - 87 610 просмотров
  • Попутчики в электричке - 79 933 просмотров
  • Случайные связи - 67 550 просмотров
  • Дом возле кладбища. - 67 327 просмотров
  • За дверью - 66 402 просмотров
Рекламный блок
Голосовалка

Нужен чат?

Результаты

Загрузка ... Загрузка ...
Свежие комментарии

PostHeaderIcon Дом кошмара

Впервые дом попал в поле моего зрения, когда я выбрался из леса и с выступа горы посмотрел через широкую долину в сотнях футов внизу под заходящим за далекие синие холмы солнцем. В ту минуту у меня возникло преувеличенное ощущение, словно я смотрю вниз почти вертикально. Мне казалось, будто я повис над шахматной доской дорог и полей с расставленными фермерскими постройками, и возникло обманное чувство, что я смог бы добросить камень до самого дома, хотя с трудом мог разглядеть его покрытую шифером крышу. Мне попался на глаза участок дороги перед ним, среди множества темно-зеленых силуэтов деревьев, вокруг дома и сада напротив. Дорога была идеально прямая и окруженная ровным рядом деревьев, сквозь которые сбоку я различил гаревую дорожку и низкую каменную стену. Между двумя крайними деревьями на стороне сада виднелся белый предмет, который я принял за высокий камень, вертикальный осколок одной из известняковых глыб, изрубцевавших эту местность.

Саму дорогу я видел так же отчетливо, как самшит правителя на зеленом столовом сукне. Это придало мне приятное предвкушение возможности прибавить скорости. С большим трудом я продвигался по густо заросшим горным холмам. Проезжая, я не заметил ни одного сельского дома, лишь несчастные хижины у дороги, которые на протяжении более двадцати миль я находил в очень жалком состоянии. Теперь, находясь не так далеко от моего предполагаемого места остановки, я надеялся на лучшее состояние дорог, в частности, на этом прямом участке равнины. Как только я ускорился в начале крутого длинного спуска, деревья вновь поглотили меня, и я потерял долину из виду. Нырнув в лощину, я поднялся на гребень следующего холма и снова увидел дом, но уже не так далеко внизу, как раньше.

Высокий камень бросился в глаза, неожиданно поразив меня. Думал ли я, что он находился напротив дома возле сада? Он был по левую руку от дороги к дому. Я спрашивал себя об этом лишь одно мгновение, пока преодолевал гребень. Затем обзор был снова скрыт, и я начал вглядываться вперед в ожидании следующей возможности увидеть его. Почти миновав второй холм, я видел кусочек дороги лишь мельком и не мог быть уверен, но, как и вначале, казалось, что высокий камень был справа от дороги. На вершине третьего, последнего холма я взглянул вниз на тянущуюся дорогу, перекрытую деревьями, почти как если бы смотрел в подзорную трубу. Там виднелся белый контур, который я принял за высокий камень. Он был справа.

Я окунулся в последнюю лощину. Спускаясь по дальнему склону, я смотрел на дорогу вверх впереди меня. Когда же уровень моего обзора возвысился над холмом, я обратил внимание, что высокий камень был справа от меня среди тесно расположенных кленов. Я выглянул сначала в одну сторону, затем в другую, чтобы осмотреть шины, и надавил на рычаг.

Летя вперед, я смотрел перед собой. Я видел высокий камень — он был слева от дороги! Мне было по-настоящему страшно, я был ошеломлен. Внезапно мне захотелось остановиться, внимательно посмотреть на этот камень и решить, был ли он справа или слева — если, конечно, не посреди дороги.

В замешательстве я перешел на максимальную скорость. Машина понеслась вперед, и тут все пошло не так. Я потерял управление, свернул влево и врезался в большой клен.

Когда я пришел в чувства, то лежал, растянувшись на спине в сухой канаве. Последние лучи солнца метали копья золотого и зеленого света сквозь кленовые ветви надо мной. Первая мысль была странной смесью осознания красоты природы и осуждения собственной поездки в одиночку — прихоть, о которой я еще не раз пожалел. Затем мой разум прояснился, и я сел. Крови не было, кости не были сломаны, и, несмотря на потрясение, я не получил серьезных ушибов.

Потом я увидел мальчика. Он стоял на краю гаревой дорожки возле канавы. Коренастый, крепкого сложения, босой, в штанах, закатанных до колен, и желто-коричневой рубашке с открытым горлом, без пальто и шляпы. Он был белокурым, с взъерошенными волосами, очень веснушчатым и с отвратительной заячьей губой. Он переминался с ноги на ногу, шевеля пальцами ног, и ничего не говорил, хоть и пристально смотрел на меня.

Я вскочил на ноги и пошел осматривать место аварии. Машина выглядела удручающе, она не взорвалась, даже не загорелась, но ее повреждения не оставляли надежд. На что бы я ни посмотрел, оно казалось разбитым сильнее, чем все остальное. Лишь две мои корзины с продуктами, будто сбежав, как в одной из тех циничных шуток о случайной удаче — обе лежали в стороне от крушения, неповрежденные, даже бутылки в них не разбились.

Все время моих исследований выцветшие глаза мальчика непрерывно следили за мной, однако он не произнес ни слова. Убедившись в собственной беспомощности, я выпрямился и обратился к нему:

— Далеко ли до кузницы?

— Восемь миль, — ответил он. У него был тяжелый случай волчьей пасти, и я едва его понял.

— Можешь отвезти меня туда? — спросил я.

— Тут некому везти, — отозвался он, — нет ни лошади, ни коровы.

— Далеко ли до ближайшего дома? — продолжал я.

— Шесть миль, — ответил он.

Я посмотрел на небо. Солнце уже село. Взглянул на часы: было семь тридцать пять.

— Можно заночевать в вашем доме? — спросил я.

— Можете зайти, если хотите, — сказал он, — и поспать, если сможете. Дом неухожен, мама три года как умерла, папа уехал. Есть нечего, кроме гречневой муки и протухшего бекона.

— У меня много еды, — ответил я, поднимая корзину. — Только захватишь ту корзину, хорошо?

— Вы можете зайти, если считаете нужным, — сказал он, — но вам придется самому нести свои вещи.

Он говорил не грубо, не резко, а будто мягко сообщая о безобидном факте.

— Хорошо, — сказал я, поднимая вторую корзину, — показывай дорогу.

Двор перед домом был погружен во тьму под дюжиной необъятных айлантовых деревьев. Под ними выросло много малых деревьев, а ниже — сырая поросль высоких рядов густой, лохматой, спутанной травы. К дому вела когда-то, по-видимому, бывшая дорожкой для экипажей, узкая, извивающаяся тропа, больше не используемая и заросшая травой. Даже здесь было несколько ростков айланта, и воздух был неприятен из-за мерзкого запаха корней и отростков и стойкого аромата их цветов.

Дом был выложен из серого камня, выцветшие зеленые ставни побледнели почти до такого же цвета. Вдоль фасада невысоко над землей размещалась веранда без балюстрады и перил. На ней стояло несколько ореховых кресел-качалок. Возле крыльца было восемь закрытых ставнями окон, а на полпути к ним — широкая дверь, с маленькими фиолетовыми стеклами по обе стороны и фрамугой сверху.

— Открой дверь, — сказал я мальчику.

— Сами откройте, — ответил он, без неприязни или оскорбления, но в таком тоне, что нельзя было не принять его предложение, как само собой разумеющееся.

Я поставил корзины и осмотрел дверь. Она была закрыта на защелку, но не заперта, и открылась с ржавым скрежетом петлей, на которых непрочно висела, и, поворачиваясь, оцарапала пол. В проходе пахло плесенью и сыростью. С каждой стороны было по несколько дверей, и мальчик указал на первую справа.

— Можете занять ту комнату, — сказал он.

Я открыл дверь. В сумраке от переплетенных снаружи деревьев, навеса над верандой и закрытых ставней я мог различить немногое.

— Принеси-ка лучше лампу, — сказал я мальчику.

— Лампы нет, — с довольным видом заявил он. — И свечей нет. Я обычно ложусь спать до темноты.

Я вернулся к останкам моего транспортного средства. От всех четырех ламп остались лишь груда металла и стеклянные осколки. Мой фонарь был раздавлен всмятку. Тем не менее, я всегда носил свечи в чемодане. Их я нашел расщепленными и помятыми, но они все еще были целы. Я принес чемодан на крыльцо, открыл его и достал три свечи.

Войдя в комнату, я увидел мальчика стоящим там же, где я его оставил. Я зажег свечи. Стены были побелены, пол не покрыт. Все заплесневело, пахло прохладой, но кровать выглядела свежеприготовленной и чистой, хотя и была на ощупь холодной и влажной.

Я прикрепил свечу к краю жалкой, слегка расшатанной конторки несколькими каплями ее воска. В комнате больше ничего не было, кроме двух стульев с плетеным сидением и небольшого столика. Я вышел на крыльцо, занес чемодан и положил его на кровать. Поднял все оконные рамы и раздвинул ставни. Затем я попросил мальчика, который молча стоял на месте, показать мне кухню. Он повел меня прямо через холл в заднюю часть дома. Кухня была велика, и в ней не было мебели, кроме сосновых стульев, скамьи и стола.

Я прикрепил две свечи к противоположным концам стола. На кухне не было печи или плиты, лишь большой очаг, пепел в котором имел такой запах и вид, словно пролежал там целый месяц. Дрова в сарае были достаточно сухими, но даже они отдавали несвежим запахом подвала. Топор и резак были ржавыми и тупыми, но годными, и вскоре я смог зажечь большой огонь. К моему изумлению, несмотря на жаркий вечер середины июня, мальчик с кривой улыбкой на своем безобразном лице склонился почти над самым пламенем и, разведя руки, спокойно поджаривал сам себя.

— Тебе холодно? — спросил я.

— Мне всегда холодно, — отозвался он, еще ближе нагибаясь к огню, и мне показалось, что он должен был ожечься.

Я оставил его жарящимся и отправился искать воду. Обнаружил насос в рабочем состоянии и с невысохшим клапаном, но мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы наполнить две прохудившиеся бадьи, которые я нашел. Вскипятив воду, я занес с крыльца обе корзины.
Вытерев стол, я выставил еду — холодную курицу, холодную ветчину, белый и серый хлеб, маслины, джем и пирог. Когда жестянка с супом нагрелась, и кофе был готов, я придвинул к столу пару стульев и пригласил мальчика, чтобы он присоединился ко мне.

— Я не голоден, — сказал он. — Я уже ужинал.

Это был мальчик нового для меня типа. Все мальчики, которых я знал, были крепкими едоками, всегда готовыми поесть. Я сам чувствовал голод, но почему-то, когда я начал есть, аппетит пропал, и пища едва нравилась мне. Вскоре я поел, накрыл огонь, задул свечи и вернулся к крыльцу, где свалился в одно из кресел-качалок и закурил. Мальчик тихо проследовал за мной и уселся на пол крыльца, прислонившись к колонне и поставив ноги на траву снаружи.

— Чем ты занимаешься, — спросил я, — когда отца нет?

— Просто слоняюсь вокруг, — сказал он, — валяю дурака.

— Далеко ли до ближайших соседей? — спросил я.

— Соседи сюда никогда не ходят, — сообщил он. — Говорят, боятся призраков.

Это не было сильным потрясением, ведь место это имело все черты дома, населенного призраками. Я поражался его манерой говорить, словно сообщая обычные факты — казалось, он говорил, что соседи боятся злой собаки.

— Ты когда-нибудь видел здесь призраков? — продолжал я.

— Никогда не видел, — ответил он, как если бы я спрашивал о бродягах или куропатках. — Никогда не слышал. Иногда как бы чувствую, что они рядом.

— Боишься их? — спросил я.

— Не-а, — заявил он. — Я не боюсь призраков, я боюсь кошмаров. У вас были кошмары?

— Очень редко, — отозвался я.

— А у меня есть, — ответил он, — у меня всегда один и тот же кошмар — как большая свинья, большая, как бык, хочет меня съесть.

Просыпаюсь с таким страхом, что хочу бежать. А бежать некуда. Иду спать, а оно повторяется. Просыпаюсь с еще большим страхом, чем до того. Папа говорит, это от гречневого пирога в лето.

— Ты, наверное, когда-то раздразнил свинью, — сказал я.

— Ага, — ответил он. — Дразнил большую свинью, держал одну из ее свинок за заднюю ногу. Долго дразнил. Наполнил загон и некоторых забил. Я бы хотел, чтобы этого тогда не случилось. Иногда этот кошмар бывает у меня по три раза за неделю. Хуже, чем сгореть живьем. Хуже призраков. Да, я тут чувствую призраков.

Он не пытался запугать меня. Он просто выражал свою точку зрения, как если бы говорил о летучих мышах или комарах. Я не отвечал и заметил, что невольно слушаю. Я докурил трубку. Курить больше не хотелось, но желания ложиться спать не было, я чувствовал себя удобно там, где находился, несмотря на неприятный запах цветущего айланта. Я вновь набил трубку и затем, сделав затяг, каким-то образом задремал на некоторое время.

Я проснулся от осязания какой-то легкой ткани, коснувшейся моего лица. Мальчик был все в той же позе.

— Это ты сделал? — резко спросил я.

— Я ничего не делал, — возразил он. — А что?

— Будто сеть от комаров скользнула по моему лицу.

— Это не сеть, — заявил он. — Это вуаль. Один из призраков. Одни дуют на вас, другие трогают своими длинными, холодными пальцами. А эта, которая тянет вуалью по вашему лицу, — я обычно думаю, что это мама.

Он говорил с неприступной убежденностью ребенка из «Нас семеро». Я не нашелся что ответить и встал, чтобы уйти спать.

— Спокойной ночи, — сказал я.

— Спокойной ночи, — эхом отозвался он. — Я еще посижу здесь немного.

Я зажег спичку, нашел свечу, прикрепил ее к краю маленькой потертой конторки и разделся. Матрац на кровати был удобным, и я вскоре уснул.

Я спал какое-то время, пока не возник кошмар — тот самый кошмар, который описывал мальчик. Громадная свинья, крупная, с ломовую лошадь, вздыбилась, поднявшись над изножьем кровати, и пыталась добраться до меня. Она хрюкала и пыхтела, и я понял, что пищей, которую она жаждала, был я. Зная, что это всего лишь сон, я попытался проснуться.

Тогда гигантское чудовище во сне покачнулось над кроватью, упало мне на ноги, и я проснулся.

Я был в темноте, такой кромешной, будто оказался заперт в склепе. Тем не менее дрожь от кошмара тотчас ушла, мои нервы успокоились, и я понял, где находился, и не почувствовал ни малейшего приступа паники. Я перевернулся и почти сразу уснул снова. Потом у меня был настоящий кошмар, не похожий на сон, а ужасающе реальный — это были неописуемые муки бессмысленного страха.

В комнате было Нечто; не свинья, не какое-либо другое создание, имеющее название, а Нечто. Оно было крупным, как слон, заполняло комнату до самого потолка, имело форму, похожую на дикого борова, вставшего на дыбы, крепко упершись перед собой передними лапами. У него была разгоряченная красная слюнявая пасть, полная огромных клыков, челюсти жадно двигались. Сгорбившись, оно двигалось вперед, дюйм за дюймом, пока его громадные передние лапы не ступили на кровать.

Кровать смялась, как влажная промокашка, и я ощутил массу этого Нечто на моих ногах, моем теле, моей груди. Оно хотело есть, и я был тем, чего оно желало. И оно собиралось начать с моего лица. Его истекающий каплями рот становился ближе и ближе.

Потом беспомощность сна, которая не позволяла мне кричать или двигаться, внезапно отступила, я завопил и проснулся. В этот раз ужас был силен и не собирался отступать.

Приближался рассвет: я смутно различал треснувшие, грязные оконные стекла. Поднявшись, я зажег огарок и две новые свечи, торопливо оделся, стянул ремнем мой раздавленный чемодан и поставил его на крыльцо напротив стены у двери. Потом я позвал мальчика. Вдруг я понял, что не называл ему своего имени и не спрашивал, как зовут его.

Позвав его несколько раз, ответа я не получил. Я и так натерпелся от этого дома и все еще был охвачен ужасом того кошмара. Прекратив кричать и искать его, я вышел на кухню с двумя свечами. Сделал глоток холодного кофе и зажевал его булкой, так как уже затолкал вещи в корзины. Затем, оставив на столе серебряный доллар, я вынес корзины на крыльцо и бросил их к чемодану.

Уже достаточно посветлело, чтобы видеть, куда идти, и я вышел на дорогу. Обломки автомобиля уже начинали ржаветь от ночной росы, что делало их вид еще более безнадежным. Как бы то ни было, они были совершенно нетронуты. На дороге не было следов колес или копыт. Высокий белый камень, неопределенность которого привела к моему несчастью, стоял, как страж, напротив места, где я опрокинулся.

Я начал искать кузницу. Солнце возвысилось над горизонтом прежде, чем я ушел далеко, и почти сразу начало жечь. Поскольку я шел прямо под ним, мне стало очень жарко и, кажется, я прошел более десятка, а не шесть миль, прежде чем достиг первого дома. Это был новый каркасный дом, опрятно окрашенный, вблизи дороги, с побеленным забором вдоль сада перед ним.

Я собирался открыть ворота, когда большая черная собака с витым хвостом выскочила из кустов. Она не лаяла, а стояла в воротах, виляя хвостом и рассматривая меня дружелюбным взглядом, пока я медлил, положив руку на замок и взвешивая ситуацию. Собака могла быть не такой дружелюбной, как казалась, и ее вид помог мне понять, что кроме мальчика я не видел ни души вокруг дома, где провел ночь; ни собаки или кошки, ни даже жабы или птицы. Пока я размышлял над этим, из-за дома вышел мужчина.

— Она кусается? — спросил я.

— Не-а, — ответил он. — Не укусит. Входите.

Я рассказал ему, что попал в аварию на автомобиле и спросил, не мог бы он отвезти меня в кузницу и обратно к месту крушения.

— Ага, — сказал он. — Рад помочь. Сейчас запрягу лошадей. Где вы разбились?

— Перед серым домом в шести милях отсюда, — ответил я.

— Это тот большой каменный дом? — уточнил он
.
— Он самый, — согласился я.

— Вы проезжали мимо моего дома? — удивленно спросил он. — Я вас не слышал.

— Нет, — сказал я. — Я приехал другим путем.

— Кажется, — размышлял он, — вы должны были разбиться где-то на восходе. Ехали через горы в темноте?

— Нет, — ответил я. — Я ехал вчера вечером и разбился на закате.

— На закате! — воскликнул он. — Где же, черт подери, вы были всю ночь?

— Я спал в доме, у которого разбился.

— В том большом каменном доме среди деревьев? — спросил он резко.

— Да, — ответил я.

— Как? — его голос взволнованно дрожал. — Дом же населен призраками! Говорят, если едете мимо него в темноте, то не сможете сказать, на какой стороне от дороги стоит большой белый камень.

— Я не мог этого сказать даже до заката, — сказал я.

— Ну вот! — он вскричал. — Посмотрите-ка на это! И вы еще и спали в том доме! Правда, спали?

— Спал неплохо, — сказал я. — Не считая кошмара, я спал всю ночь.

— Ну ладно, — отметил он. — Но я не зашел бы в тот дом ни чтобы завести там хозяйство, ни чтобы поспать ради моего же спасения. А вы еще и спали! Как же, черт подери, вы туда вошли?

— Мальчик привел меня, — ответил я.

— Какой мальчик? — спросил он, его глаза странно устремились на меня, это был поглощенный интересом взгляд сельского человека.

— Коренастый, веснушчатый мальчик с заячьей губой, — сказал я.

— Говорил, будто у него полный рот каши? — допытывался он.

— Да, — сказал я, — тяжелый случай волчьей пасти.

— Здорово! — воскликнул он. — Никогда не верил в призраков и даже наполовину не верил, что они обитают в том доме, но сейчас я знаю наверняка. А вы там еще и спали!

— Не видел я никаких призраков, — раздраженно возразил я.

— Вы точно видели призрака, — с торжеством ответил он. — Тот мальчик с заячьей губой уже полгода как умер.

Комментарии:

4 комментария на “Дом кошмара”

Оставить комментарий