Мистические Истории

Я живу в московском районе Ховрино. Не догадываетесь? Ховринская больница, Амбрелла. Ее видно из моего окна. В детстве мы часто гуляли в Грачевском парке, и все время видели это мрачное строение. Конечно, родители запрещали нам туда ходить, да мы и не смогли бы тогда. Ограда из колючей проволоки и охрана — достаточная причина для сопляков типа нас тогдашних. Потом, уже когда я учился классе в седьмом, было круто ввернуть в разговоре, что живешь прямо возле страшной больницы, и бывал внутри миллион раз, чуть ли не с ночевкой.
Мы на самом деле забирались туда с пацанами. Правда, днем. Ничего не нашли, кроме пыли, граффити и мусора. Тогда ходили слухи, что здесь собираются сатанисты и проводят свои ритуалы, что на людей нападают. Ну, об этом все слышали, наверное. В общем, ничего я особенного в ней не наблюдал никогда. Ночами изредка видел свет в помещениях, и знал, что там снова какие-то сталкеры бродят, или еще какие неформалы. Закончил школу, поступил в институт, встретил девушку своей мечты.

Олечка была очень хорошенькая. Милая, ласковая, домашняя. С белокурыми кудряшками. Я просто без ума от нее был, честно. Никогда не думал, что способен на такие чувства, даже стихи писал. Мы встречались больше года, и уже свободно ночевали друг у друга, но чаще у меня, конечно – отец дальнобойщик, а мать работает сутками, и часто я оставался на ночь один. Тогда была весна, примерно конец апреля. Прошел дождь, к вечеру поднялся сильный туман. Оля стояла у окна.
— Как красиво! Город в тумане волшебный! Как хорошо, что перед окнами у тебя парк, Саша!
Я только угукал что-то в ответ, расстилая постель. На вид из окна я давно налюбовался, и сам мог писать оды гудкам электричек и соловьиным песням в мае.
— Что там светится? В этой больнице недостроенной?
— Да опять сектанты небось, — я подошел, чтобы посмотреть.
Сквозь легкую дымку деревьев, еще только-только начавших выпускать края листочков, сквозь пелену тумана, я отчетливо разглядел свет в нижних этажах здания, неприятный такой, зеленоватый.
— Странный оттенок, не думаешь? – Оленька едва заметно дрожала.
— Ну может они готы! Идем, ты замерзла совсем, — я закрыл окно, и вскоре мы легли спать.
Об этом разговоре я бы и не вспомнил, если бы мой друг Вадька не рассказал, что всегда водит свою девушку на фильмы ужасов, чтобы она к нему жалась, и он ее успокаивал. Ну и потом сами понимаете что. Почему-то эта мысль мне показалась страшно удачной. Господи, какой я был идиот!
В общем, в следующий раз, когда Оля собиралась ко мне, я предупредил ее, чтобы она оделась в удобную одежду – джинсы там, кеды. Начался май, погода стояла отличная.
— Хочу тебе кое-что показать, — сказал я.
Если бы я только мог вернуть тот день, чтобы мы никуда не пошли. Остались бы дома, смотрели телевизор, ели бы пиццу и дурачились.
Но нет, все было не так. Оля приехала на автобусе, я встретил ее на остановке уже в полной готовности.
— Мы идем в поход? – удивилась она, потыкав мой рюкзак.
— Почти! У нас сегодня опасная экспедиция! – я вел себя как радостный идиот.
Оля, конечно, поступила как все девчонки. Джинсы она надела, но со стразами и цветочками, вместо кед – балетки, сверху футболочка с каким-то девчачьим принтом и легкая курточка. Ну вот как так можно? Впрочем, я не планировал ничего сверхъестественного – просто поводить ее по этажам больницы в сумерках, попугать разными надписями и доставить домой, разогретую. Угу.
Ход в ограде я знал хорошо, местный же. Солнце уже ушло за дома, но было еще светло. Когда Оля поняла, куда мы идем, она заметно струсила.
— Я не хочу туда!
— Олечка, милая, я был там сотню раз! Пойдем, я покажу тебе, и ты тоже перестанешь бояться! Мы совсем немножко там погуляем и пойдем домой!
Мне так стыдно писать это сейчас. Я один во всем виноват, только я один.
Подвалы больницы давно затопило, и когда мы еще были школьниками, часто бросали в воду камешки. Но то было лето, тепло и ясный день. А сейчас начинало смеркаться, заметно холодало к ночи. В рюкзаке у меня были фонари, фотоаппарат, термос и бутерброды. Аптечка на всякий случай. Я не хотел никаких неприятностей.
Мы с Олей вошли внутрь, и я убедился, что здание действительно оседает. Первый этаж заметно стал ниже, по сравнению с тем, что я помнил несколько лет назад. В остальном все как и всегда, разве что надписей поприбавилось.
— Говорят, здесь собираются сатанисты, проводят ритуалы. Больница медленно погружается под землю, и в подвалах никогда не пересыхает подземное озеро. Может, ритуалы и жертвоприношения сделали свое дело и здесь открылись ворота в Ад?
— Саша, мне не нравится это, — Олечка протянула жалобно и взяла меня за руку, — Давай уйдем?
— Сейчас, поднимемся наверх, там панорама красивая? А потом уйдем, да? Посмотрим на город, — я ее силой тянул несколько ступенек, но потом она пошла сама.
— Здесь в шахты лифтов люди падали.
— Что? Откуда ты знаешь?
— Я читала. В интернете есть про нее. Что здесь пропадают люди, и что нападения случаются. Мне не нравятся такие места, я их боюсь, — Олечка тяжело дышала мне в спину, поднимаясь.
Мы вышли на площадку одного из верхних этажей. Выше я уже не стал ее вести, хотя мог бы вылезти на крышу – темнело уже серьезно, и видно было только у окон, дальше пришлось доставать фонари. Город медленно зажигал огни, люди в своих домах ужинали и занимались вечерними делами. Мне всегда нравилось смотреть на вечерний город, а сейчас, обнимая Олю и чувствуя запах ее волос, я просто летал.
— Я тебя люблю, — прошептал я ей на ухо, и она смущенно заулыбалась.
— И я тебя. Пойдем домой?
— Да, — в тот момент я подумал, что прогулка стоила того.
Мы спускались с включенными фонарями. Олин фонарик выхватил надпись на стене «Welcome to the hell», и заметно дрогнул. Странно, мне казалось, она была в одном из коридоров, а не на лестнице. Хотя эти придурки могли много где написать такой бред.
— Саша, ты слышишь?
— Что?
— Ну вот прислушайся.
Мы оба замерли и замолчали. Где-то вдали едва слышно капало и журчала вода. Больше у меня ничего не получалось услышать.
— Оль, ну это наверное вода в подвале.
— Нет, я не про воду. Дороги не слышно, станции. Ветра, птиц. Ничего не слышно, ты не заметил?
— Блин, ну это потому что мы на лестнице! Подойдем к окну и услышим.
Мы дошли до площадки этажа и подошли к окну. И вот тут я слегка запаниковал, потому что звуков действительно не было, и не только звуков. Город вообще пропал, скрытый плотной пеленой откуда-то взявшегося тумана. Не было видно огней, улиц, не слышно гула электричек станции.
— Сашааа, мне страшно!
— Все, все. Мы уходим, — я не подал вида что тоже стреманулся, просто взял Олю за руку и повел вниз.
Третий этаж, второй, первый. Многие выходы внизу уже давно были засыпаны, но я хорошо знал, где есть лазейки. Мы быстро шли по коридору в сторону ближайшего лаза, но к моему неудовольствию он тоже оказался завален. Окон на этой стороне почти не было, нужно было бы идти на другую половину здания.
— Черт. Ладно, идем туда, откуда вошли.
Олина рука в моей ладони мелко дрожала, но я делал вид, что все в порядке. Мы завернули за угол, и теперь перед нами должна была быть стена с маленьким техническим выходом, через который мы и проникли в здание. Но стена оказалась ровной. Я специально подошел ближе, освещая ее фонариком – никакого выхода. Может, я просто ошибся и вышел не туда? Да нет же, вон и пролом в полу, откуда доносится журчание воды, и лестницу мы не меняли…или все-таки меняли? Мы пошли дальше, я вспоминал, где еще есть выходы. В темноте здание выглядело не так, как днем, и ориентироваться было сложнее. За окнами, как и прежде, ничего нельзя было разглядеть. Оля тихонько всхлипывала позади.
— Саша, ты ничего не слышишь? Мне кажется, вода громче шумит.
— Это потому что вечер, становится тише и тихие звуки лучше слышно!
— Но ведь других звуков и нет, — тихо возразила Олечка.
Мой фонарик начал мигать, а потом погас совсем. Только этого не хватало! Я ведь специально перед походом заправил туда новые батарейки! Оля смотрела на меня широко раскрытыми глазами, ее лицо стало белым, но она молчала, крепко вцепившись в свой фонарь. Мне тоже становилось жутко, я бы все отдал сейчас, чтобы сидеть дома на диване, но виду я не подавал.
— Так, идем. Наверное, я все-таки перепутал лестницы, и выход там.
Мы шли какое-то время мимо голых стен, порченых влагой, мимо заваленных проемов, но не могли найти то место, откуда мы вошли, и где можно было бы выйти. Я старался рассуждать логически – даже если придется здесь заночевать, утром станет светло и я пойму, в какую сторону здания мы забрели. У меня с собой термос и немного еды, до утра хватит.
— Саша, здесь мокро! – Оля светила фонарем вниз, и я увидел, что на полу полно воды, примерно в сантиметр, и она явно движется.
— Вот черт, может, трубу какую прорвало? Идем скорее наверх! – я потянул Олю за собой на ближайшую лестницу, и тут умер второй фонарик.
Олечка вскрикнула, когда стало темно, а я обшаривал карманы в поисках телефона. Можно светить им, чтобы не упасть на арматурину, и позвонить, чтобы позвать на помощь.
— Смотри! Там свет! – сказала вдруг она, показывая в сторону, откуда мы пришли.
И правда – откуда-то проникали частицы света, блеклого и зеленоватого, как от слабенького ночника или елочной лампочки. Я как раз нашел телефон, и убедился, что сигнала сети нет, и батарея почти разряжена. Отлично просто.
— Идем посмотрим, — предложил я.
— Нет! Я не хочу смотреть! Я домой хочу! Саша, мне страшно! Ты меня зачем сюда привел?
— Оль, извини. Я думал, будет весело. Прости, я не хотел ничего такого. Пойдем со второго этажа посмотрим? Может, там сигнал сети поймаем и позвоним, позовем помощь, — на самом деле я надеялся найти выход там, раньше они были.
Мы поднялись на один пролет, и теперь я уже точно мог сказать, что с нижнего этажа проникает свет, и он становится вроде как ярче. Воды, судя по звуку, тоже прибавилось. Все чудесно, мы тонем.
Второй этаж встретил нас мрачной тишиной. «Больница эта — край чудес, зашёл в неё, и там исчез» — выхватил надпись на стене слабый свет экрана мобильника. С ума сойти, эта надпись совершенно точно была снаружи, а не внутри! Я подошел к окну, но сеть не поймалась и теперь, разглядеть ничего тоже не получалось.
— Мой мобильник не включается, — как-то совсем тоненько сказала Оля.
С лестницы на второй этаж стали проникать первые намеки на зеленоватый неприятный свет, звук воды снова стал ближе. И как будто этого нам мало, откуда-то сверху послышался голос. Нельзя было определить, мужской он или женский, очень глухой и странный, как механический – он читал нараспев какое-то стихотворение или гимн, но на незнакомом мне языке, я не мог разобрать слов. От неожиданности я выронил мобильник, и найти уже не мог. Мы остались с Олей в почти полной темноте, с ростками зеленого света с нижнего этажа. Голос не становился громче и не приближался, но это только потому, что вообще невозможно было определить расстояние до него – он словно был всюду над нами, заполнял все помещения над потолком равномерно. С лестницы на пол этажа плеснулась вода. Потом еще раз, уже больше. Нам не нужны были фонари, чтобы увидеть это – от нее исходил слабый мертвенно-зеленый свет.
Оля плакала. Она села на какую-то балку прямо в своих нарядных джинсиках и плакала, закрыв лицо ладонями.
— Мы не выберемся отсюда, — всхлипывала она тихо.
Я чувствовал себя ужасно. Это я затащил ее сюда, и теперь чувство вины жгло меня, и еще жалость, и невозможность помочь любимой девушке. И мне было страшно, просто ужасно страшно.
— Окно, — хрипло произнес я, с трудом узнав свой голос, — Давай прыгнем?
— Мы разобьемся! – тихо отозвалась Оля и шмыгнула носом.
— Нет. Здесь второй этаж всего, а местами он чуть выше первого, больница сильно просела. Идем! – я потянул ее за руку, отчаянно надеясь на спасение. В голове упорно гнездились мысли о нереальности происходящего. Ну не может со мной такое произойти! Как это я не могу найти выход?
Я вывел Олечку в конец какого-то крыла. Кажется, здесь должно быть пониже. Голос над нами продолжал песнопения, и по коридору вслед за нами медленно, никуда не торопясь, продвигались слабые лучи зеленоватого света.
— Вот, давай здесь! – я скинул на пол бесполезный рюкзак, чтобы не мешался, и выглянул в окно.
Ничего там не увидел, конечно – только туман, густой и темный, и глухая тишина. Оля стояла подальше, я видел только ее силуэт на фоне бледного свечения. Она что-то шептала, но слышно было только журчание воды.
— Идем, прыгнем вниз, здесь невысоко! Там уже ограду найдем и выберемся!
— Я не буду прыгать! – Оля мотала головой и истерично хватала воздух ртом.
Вода плеснулась нам на ноги, и она закричала – тоненько и беспомощно. Голос теперь читал слова немного иначе, растягивал гласные, и что-то большое начало грохотать в верхних перекрытиях. Это, кажется, немного отрезвило Олечку, она тоже кинулась к окну. Мы еще раз посмотрели вниз, теперь уже вместе.
— Давай, я прыгну и поймаю тебя там? Заодно разведаю, как посадка?
— Не бросай меня!
— Да не бросаю я, давай ты следом за мной? – я сел на подоконник и перекинул ноги на ту сторону, — Или давай вместе?
— Нет, сперва ты.
Наверху послышались раскаты громового хохота, кто-то прямо ржал над нами, и это было последним, что я слышал. Оттолкнулся от стены, и увидел только, как скрывается в тумане бледным пятном Олино лицо. Я больно ударился, не ожидая встретить землю так рано, в ноге что-то хрустнуло, и от боли у меня искры из глаз посыпались.
— Оля! Оля, где ты???? – орал я, пытаясь подняться и осмотреться.
Я выпал на поросшие лебедой кучи земли и гальки со стороны станции. Солнце давно встало, было светло. Уже утро, так быстро? Мне казалось, что прошла всего пара часов с того момента как стемнело. Со стороны двора ко мне спешил охранник, крича что-то матерное на бегу. Олечки нигде не было видно и слышно.
В общем, не буду вдаваться в детали – два месяца я проходил в гипсе со сложным переломом ноги. Меня таскали на допросы в ментовку, где я уже в сотый раз рассказывал одно и то же – мы заблудились в заброшенной больнице, и я не знаю, где моя девушка. Я не мог смотреть в глаза ее родителям, а они плакали и умоляли рассказать, что же там произошло.
Я никому не говорил про зеленый свет, про воду и песнопения. Олечку так и не нашли.
Когда гипс сняли, я не выдержал и сам пошел в больницу. Нашел вход, через который мы попали внутрь, и следующий лаз. Не было там опять ничего необычного, просто недострой, мусорный и разрисованный. Я не мог себе простить того, что Оля пропала там, что я повел ее в это чертово здание, что я оставил ее одну. А ховринка словно издевалась надо мной, не показывая ничего необычного. Я ходил туда в разное время суток, и ночью – ничего. Я лупил стены и орал, чтобы она забрала и меня, но все было бесполезно. Может, ей нравится, когда ее боятся? А я уже не боялся.
Иногда, особенно в тумане, появлялся тот самый блеклый зеленоватый свет, и пару раз я подрывался и бежал туда скорее, в надежде застать хоть что-то. Только почему-то каждый раз я не мог найти дыру в заборе, а иногда даже и сам забор, возвращаясь постоянно к дороге.
Прошел год с того дня, а больница так и не сдавалась мне. Я забросил учебу, ни о чем не мог думать кроме нее. Она снилась мне – как гигантский корабль, плывущий по волнам светящегося зеленого моря, где-то сама в себе, в своем измерении. Корабль с рыдающими от ужаса пассажирами, медленно тонущий, обреченный. Что там произошло в ту ночь? Почему мы не могли найти выход, откуда шел свет, и что за голос наверху звучал постоянно? Что же такого сделали эти сатанисты, кого или что они вызвали своими жертвами? Как-то я весь день провел внутри, обходя коридоры. Мне казалось, я восстановил весь наш путь тогда, но не нашел ни вещей, ни следов Оли. Я был немного пьян, я плакал. Углем на стене написал «Я люблю тебя» в том месте, где мы с ней расстались.
Сегодня из местной газеты я узнал, что в июле 2012 года было принято решение снести Амбреллу. Значит, ее тайну никогда не получится раскрыть, и я не узнаю, что произошло с Олей. В расстройстве побрел я туда снова, хотя знал, что ничего не найду. Но я ошибся.
Под моей отчаянной надписью чем-то острым по цементу было нацарапано «Помоги мне!». Но главное не это. Главное – это мой фонарик, потерянный здесь в ту ночь. Он лежал у стены прямо под надписями.
Сейчас я печатаю это, уже вечереет. Сегодня я пойду в больницу на ночь. Я буду оставаться внутри так долго, сколько понадобится для того, чтобы встретиться с ней. Мне пора, Оля ждет меня там. Теперь я точно это знаю.