Мистические Истории

Автор olga

Андрей стоял у окна, прислонившись лбом к запотевшему стеклу и водил по нему пальцем. Он старательно выводил на нем скрипичный ключ, но капельки конденсата также старательно тянули от него свои ниточки вниз. Дождя сегодня не было, но, даже сквозь стальные решетки, разглядывая улицу, было понятно, что за окном холодно и сыро. Октябрь делал свою работу на совесть. Андрей не помнил, сколько по времени он здесь находится в окружении одних и тех же лиц, да он и перестал следить за этим. Время здесь, казалось, остановилось для него навсегда.

Громкий пьяный смех матери, как острый кинжал периодически разрезал тишину в квартире. Там опять была компания. Маленький Андрюша влез в платяной шкаф, в свое убежище, который стоял в коридоре. Отсюда можно было хорошо наблюдать за тем, что происходит на кухне. Вот пол кухни постепенно заполняется окурками, которые без стеснения бросали мамины дружки и подруги. Вот кто-то пнул ногой пустые пивные бутылки и они звонко покатились по плиточному покрытию. На кухонном буфете играл магнитофон. Андрюша уже знал, компанию скоро потянет на танцы. Это был стандартный сценарий, как минимум, двух дней в неделю, когда мать уходила в запой. А запой ее мог длиться от двух недель до месяца. За окном давно стемнело. Наверно, ночь глубокая уже, но ему совсем не хотелось спать, да и как тут поспишь при постоянных криках. Где-то в стенку постучали соседи, компания притихла, но только на мгновение, и началось все
по — новой. И потом, Андрей никак не мог заснуть, он ждал отца с работы, который работал водителем автобуса, и который почти всегда возвращался далеко за полночь. Отец Андрея был высокий и очень крепкий мужчина с сибирскими корнями. К сожалению, их скандалы с матерью стали неотъемлемой частью жизни их семьи. В те периоды, когда мать была трезвая, Андрей слышал их разговоры с отцом про какую-то ампулу, которую надо куда-то зашить, но он не понимал, что это означало. Андрей очень любил отца, впрочем, как и мать. Как- никак, а она старалась все-таки заботиться о нем. В те нечастые периоды затишья она читала ему сказки на ночь, ходила с ним гулять в парк, готовила еду. Но скандалы на почве ее алкоголизма, так внезапно накатывающего, повторялись все чаще и с все большей экспрессией. Щелкнул замок входной двери. Сквозь щель в шкафу Андрей видел, что вошел отец. Сегодня он освободился пораньше. Видел, как тот прошел на кухню. Отец начал что-то негромко говорить гостям, и те стали неохотно подниматься и двигаться к выходу. Мальчик прикрыл по плотнее дверцу и решил, что выйдет только тогда, когда они закончат ругаться. Наступила секундная тишина, потом голоса…. Сначала тихие……Последовал невменяемый смех матери…. Голос отца, оравшего на мать…. Крик..…Еще крик…… Звук падающего стула на пол и еще чего-то тяжелого. Андрей быстро вылез из шкафа и застыл на пороге кухни. Отец стоял на коленях, обхватив голову руками, даже не обратив на сына никакого внимания. А мать лежала в луже крови с кухонным ножом в животе. Ее немигающие глаза уставились прямо на мальчика. Он как-то сразу понял, что мать мертва, но сковавшее тело шок не давал ему оторвать взгляд от нее, и не тем более сдвинуться с места. И еще эта музыка, доносившаяся из включенного магнитофона, красивая, легкая, как и его мать при жизни, еще больше усиливала состояние ступора. Что было дальше, Андрюша смутно помнил. Помнил милиционеров в форме; соседей, столпившихся в их тесном коридоре; людей в белых халатах; отца, закованного в наручники со стеклянными глазами и невменяемым взглядом; белую простынь, закрывавшую тело его матери с проступавшим огромным красным пятном в районе живота. Отца посадили за убийство. Из родственников у Андрея была только бабушка со стороны матери, но она сама уже нуждалась в уходе. Как только ей сообщили о смерти дочери, ее тут же разбил паралич и взять мальчишку на попечение она уже не могла.

Эмма Аркадьевна со временем практически заменила Андрею и мать, и отца, и учителя, и друга. Она подобрала этого ребенка на улице, грязного, полу голодного, шатающегося бесцельно. После третьего побега из детдома, органы опеки почти махнули на него рукой и искали беглеца с уже меньшим энтузиазмом. В конце концов, таких как он, беспризорников, были сотни тысяч по стране. А внимания на всех не хватало. Эмма была музыкальным педагогом от бога. За всю свою педагогическую карьеру она взрастила немало юных талантов. Но, так как это была женщина с полной самоотдачей по отношению к своей работе, к сожалению так и осталась одинокой. Постепенно она начала приучать Андрея к музыке, давая ему слушать всю отечественную и зарубежную классику, писать с ним музыкальные диктанты, изучать биографию композиторов и преподавать основы сочинительства. К ним домой также приходили ученики, с которыми Эмма занималась в частном порядке. Некоторые дети были возраста Андрея, — эти занимались дополнительно, помимо музыкальной школы. А некоторых, постарше, молодых людей уже, Эмма «натаскивала» для поступления в музыкальные ВУЗы. Благодаря Эмме, со временем Андрей стал настоящим юным дарованием. Он лучше всех играл на фортепиано этюды Черни, которые требовали невероятной беглости пальцев; длиннющие сонаты Моцарта, которые требовали запоминания, и вальсы Шопена, которым обязательно был нужен вклад эмоций. И играл также небольшие композиции собственного сочинения. И все это ему давалось вполне легко.

Сегодня у него был особенный день. Сегодня, по его словам, наступал предел его мечтаний – свой первый сольный концерт в сопровождении симфонического оркестра в одном из модных концертных залов столицы. Андрей сочинял музыку в стиле New Age, первый его альбом разлетелся бешеным тиражом по стране, став настоящим «хитом» продаж. Он знал, что его игра завораживает людей, им нравилось его творчество. Знал, что после этого вечера его будущее откроет для него еще более широкие горизонты. Он не представлял уже свою жизнь иначе. Это было его всё. Только в редкие минуты воспоминаний о его прошлой далекой жизни из детства, он думал о том, как бы сложилась его судьба, если бы не Эмма…
Он услышал, как объявляют его имя и зал разрывается от аплодисментов и восторженных криков.
Перекрестившись, Андрей решительно вышел из-за кулис на сцену, залитую лучами софитов, и, приветствуя публику в ответ на овации, сел за инструмент.

Ему каждую ночь стали сниться кошмары. Они опустошали его, выматывали, вытягивали энергию, не давали жить. Это не были кошмары с участием монстров или другой нечисти. Это были бесцветные ужасы, размытые, с набором звуков, голосов и шорохов. Чаще это был голос матери, она постоянно говорила о чем-то, но Андрей не видел ее и не мог расслышать, то, что она бормотала, поскольку голос все время перемещался в пространстве. Иногда он слышал музыку, ту самую на магнитофоне, которая была в момент ее смерти. Эта музыка нарастала, постепенно накрывая его с головой, а он все никак не мог проснуться. В его снах никогда не было картинок. Был только серый фон, который обступал Андрея со всех сторон, как будто это был огромный занавес без начала и конца….
Сегодня он опять не сможет написать ни строчки. В последнее время, когда он садился за рояль, его охватывал страх и желание не слышать ни звука, и, вместо того, чтобы приниматься за работу, он осторожно начинал водить пальцем по клавишам, словно стирая с них пыль и думая о чем-то своем. В таком положении он мог сидеть часами. Несколько недель назад он отменил концерт в одном из южных городов необъятной Родины. Он боялся за себя, боялся не выдержать напряженного графика. Даже настойчивые звонки его продюсера и сотня сообщений на автоответчике, порой не могли вывести его из этого состояния. Разозленный голос на автоответчике что-то там говорил про сдачу материала в срок, про выпуск альбома, неустойки в случае срыва концертов, про халатное отношение к работе….. Как все это сейчас было далеко и неважно. Он перестал спать. Почти совсем. Сильно похудел и осунулся, появились темные круги под глазами. Сколько он еще сможет продержаться без сна? Принимая таблетки, держащие его в состоянии бодрствования, он думал, что так кошмары не будут вытягивать из него силы. Он понимал, что забросил работу. Как же он хотел назвать свой третий альбом? Если так пойдет и дальше, о нем забудут очень скоро. А это означало…..Это многое означало. Прежде всего, девятнадцать лет, посвященные любимому делу, и безупречная карьера талантливого композитора, выстроенная по крупицам. Нет, он не мог этого допустить, вот так, просто разрушить свою жизнь по вине каких-то дурацких снов. Что угодно отдал бы, лишь бы кошмары из его детства оставили его, наконец. Он хотел просто спать.
Надо было хотя бы прогуляться, он не выходил на улицу уже три дня. Какая, интересно, погода за окном? В любом случае, холодно. Был только апрель. Натянув спортивную куртку с капюшоном, закрывающим пол-лица, Андрей вышел из дома, и начал бродить, не боясь быть узнанным. Да и по виду он сейчас больше походил на не совсем здорового человека, чем на известного музыканта. Шагая не спеша, смотря себе под ноги и думая о чем-то, так, в одном переулке он обратил внимание на музыкальный магазинчик с неоновой вывеской. Андрей остановился в раздумьях. Странное дело, но он не помнил, чтобы здесь был подобный магазин, в этом здании всегда был ювелирный салон. За несколько дней не могло так все кардинально измениться. Или могло? Бросив взгляд на часы, Андрей удивился, что магазин открыт в это время. На часах было час ночи. Но его распирало любопытство, и, поколебавшись с секунду, другую, он решительно вошел внутрь. Интерьер внутри был более, чем странный для обычного магазина с нотами, инструментами последних марок, и остальными сопутствующими «прибамбасами». Его дизайн напоминал смешение стилей и культур разных стран и эпох. Было что-то немного в стиле антикварной лавки, немного индийского направления, потому что с порога сильно отдавало благовониями, африканские маски на стенах с пугающе раскрытыми ртами, на навесных полках статуэтки с различными египетскими божествами. Массивные серебряные подсвечники с горящими свечами явно были из прошлых веков европейской аристократии. В помещении был полумрак. А из всей музыкальной атрибутики была только музыка, тихо играющая где-то в глубине. Он увидел продавца за прилавком, а тот как будто только и поджидал Андрея. Он сверлил музыканта насмешливым взглядом, от которого тому становилось не по себе. Его глаза были холодные, неподвижные, безжалостные, и абсолютно черные. Андрей отвел от него взгляд и сделал вид, что рассматривает занятные вещицы.
— Здесь ничего не продается, — прохрипел этот странный тип, — и можешь не делать вид, что что-то ищешь. И залился неприятным смехом. Андрей не знал, как реагировать: то ли разозлиться, то ли нет на такое «гостеприимство». Помявшись, он, ничего не говоря, зашагал к выходу.
— Подожди, — остановил его властным жестом тот. – Тебя никто не приглашал сюда, ты сам вошел, за это окажешь мне одну услугу.
«Какую еще услугу, ну и наглый же этот тип». Андрей начинал закипать от возмущения. Так и хотелось поколотить этого мерзкого невоспитанного мужичка.
— Собери коллекцию из семи нот, — продолжал тип, — и не проси больше ничего, сверх того, что будешь иметь. Это условие. И помни, что нот должно быть семь, как в нотном ряде, иначе обретешь себя на вечные муки, если коллекция не будет полной. Это второе условие.
И странный тип дал понять Андрею, что тот должен немедленно уйти.

Андрей проснулся от того, что его кто-то теребил за рукав куртки. Он медленно поднял голову вверх. Перед ним стоял пожилой мужчина, и, сказав Андрею, что холодно сейчас спать на улице, да и милиция может забрать в отделение, удалился прочь.
Какой странный сон, но Андрей готов был поклясться, что это было на самом деле: магазин, продавец с глазами, как у дьявола…..Как у дьявола……И потом, какого черта он здесь делает, в районе, который находился в пяти километрах от его дома, в то время, как этот переулок со странными магазином был в его квартале. Он посмотрел на часы, они показывали час ночи, Это тоже было странно, но не смертельно. Самое большое потрясение он пережил утром следующего дня: Андрей больше не мог сочинять музыку, у него полностью исчез этот талант, который он воспринимал всю жизнь, как данность. Эта способность как будто была удалена из его мозга, вырезана напрочь.